И вновь Кардывач

7.11.15
И вновь Кардывач

"Заповедный Кардывач"

Вот и всё. Допрыгалась, шляпа. Значит, вот так закончится история? Именно сейчас, когда я так люблю и ценю каждый миг своей жизни, когда почти готова утверждать, что нашла свое призвание?

Довольно глупо. Не верю.

Испуга, эдакого бешеного вброса в кровь адреналина, я не испытываю. Я чувствую себя на гораздо более высокой ступени страха – такой ступени, когда места для паники не остается – только для пружинистой, ощетиненной, звериной собранности. Такой собранности, когда знаешь, что вероятность благополучного исхода в огромной степени зависит от твоих действий. Это даже рождает некий азарт, однако в то же время ощущаешь примирение с ситуацией... В общем, видимо, очень сложная биохимия, запускающая первобытный механизм «бей или беги», который человеку в моей ситуации приходится преодолевать – потому что ни тот, ни другой вариант здесь не подходят.

О чем я вообще сейчас толкую, спросите вы?

Дело в том, что я стою на узкой тропинке в прогретом солнцем пихтарнике километрах в четырех от Энгельмановой поляны. Слева где-то за зарослями кустарников рокочет Мзымта, справа от меня холмик, частично закрывающий обзор на повороте тропинки. Примерно в полукилометре позади меня остались все те, кого я недавно обогнала – в порыве необъяснимого прилива энергии. А прямо впереди на тропе, метрах в пяти-семи от меня – средних размеров бурый медведь.
И медведь этот сейчас уверенной поступью движется ко мне, скрываясь в повороте тропы за холмом, перед которым я стою. Я даже не успеваю понять – идет он ко мне с осознанным интересом или по неведению, основанному на отсутствии ветра от меня к нему?

Счет идет на секунды.

Кто возьмется предсказать итог внезапной встречи с медведем нос к носу?

Кто даст гарантию, что медведь не выберет вариант «бей»?

Я судорожно и глубоко втягиваю носом пахнущий хвоей воздух, и…

И вот сейчас, когда, как я думаю, читатель достаточно заинтригован, я позволю себе притормозить повествование на этой точке и вернуться во времени на пару дней назад. Так я надеюсь передать ощущение того, сколь длительными были для меня те секунды, и какие образы промелькнули перед моим внутренним взором за это время.

* * *

Я снова на тропе! Я возвращаюсь, Кардывач!
Никита и Макс, которые снова с нами в этом походе, выходят от Энгельмановой поляны немного раньше и вырываются далеко вперед. Слыша где-то поблизости раскаты грома, да и просто радуясь возвращению на озеро, я тоже развиваю быстрый темп ходьбы, возможно, невольно утомляя супружескую пару ведомых туристов.
Лишь у распиленных пихт нас догоняет Юрий и после короткого отдыха становится во главе отряда. Уже на привале, разливая по кружкам свежезаваренный чай, слышим доносящийся до нас со стороны луговых высей звериный, трубный рев. Гадаем о его природе какое-то время, пока рев не начинает повторяться вновь и вновь, и Юрий раскрывает тайну: ревет олень, начался осенний гон...Пришвин, певец природы, поэт лесов и оленей, ручьев и света, сколько раз я уже вспоминала твой пронзительный «Женьшень» на страницах своих отчетов? Сколько раз еще вспомню?

Неожиданное наблюдение: путь, пройденный раз, странным образом становится легче. Во второй половине маршрута я зашагала еще живее, не в силах сдержать стремления поскорее попасть к озеру; кроме того, я надеялась внушить своим спутникам такую же энергичность.
Но, несмотря на все чаяния, до Кардывача мы добрались уже к закату. Лагерь встретил вечерней прохладой – явной предвестницей той стужи, которая застанет нас ближе к ночи. В сгущающихся сумерках вместе с Юрием (конечно же, мы вспомнили соответствующий фрагмент из книги Ю.К. Ефремова!) и Максом отыскали дрова и развели костер, который сразу же добавил стоянке уюта и теплоты.
В безоблачном небе сияли звезды и недозрелая луна; поужинав, мы долго еще греемся у огня, развлекая друг друга такими шутками, вспомнив которые даже в самый неприглядный и ненастный день, я обязательно почувствую искру того веселья. Но ближе к полуночи, когда уже и туристы смотрели, наверное, десятый сон, наш запал иссяк, а дрова в костре догорели. Пора идти спать – завтра нас ждут Верхний Кардывач и Лоюб!

* * *

Поднявшись с рассветом, я раздуваю угольки и разжигаю костерок. Озеро еще не окрасилось в свою чудесную бирюзу; природа преисполнена ожиданием солнца.
Лагерь постепенно просыпается, приступает к утренней возне, и мне приятно видеть, как людей притягивает тепло возрожденного мной пламени. Таким же образом еще вчера к огню приманились наши соседи по лагерю – жизнерадостный Александр и рассудительная Катерина; сегодня мы возьмем их с собой на Лоюб.

Примерно через час все готовы идти. Юрий становится во главе группы и цепочкой ведет нас по тропе, что лесом вокруг озера в прошлый раз привела меня к Верхней Мзымте. Обернувшись с другого берега Кардывача, любуюсь отражением в утренней глади Агепсты и Турьих гор.
Достигнув Верхней Мзымты, мы проходим каменистым криволесьем вверх по ее левому берегу. Идя в середине цепочки, приятно улавливаю слухом строки, которые и сами вертелись у меня в голове, а произнесены были Юрием:

«Не видя высей и стремнин,

К просторам плоскости привычны,

Мы были буднично обычны

Среди обыденных равнин.

Но, словно перелетных птиц,

Как в вечной верности присяга,

Нас увлекла слепая тяга

В страну былинных небылиц».

(Ю.К. Ефремов, 1937)

Камни, по которым мы поднимаемся, довольно крупные, и каждый шаг приходится довольно высоко ставить ногу; после криволесья мы вступаем в изогнутую вверх по течению долину, усеянную еще более крупной щебневой осыпью. Прыжки по таким камням всегда требуют от меня значительной осмотрительности, а оттого и замедляют ход; приятно после них вновь выйти на лужайку.
Уже сегодня днем я пойму, что бывают ситуации, когда ходьба по траве может быть в разы ненадежнее прыжков по камням; пока же не будет забегать вперед и полюбуемся на большую глинистую лужу так называемого Среднего Кардывача… Согласна с Ефремовым, кощунство так называть лужу – но не заслуживает ли уважения эта лужа за свое долголетие и постоянство?
Да, полюбуемся. Любая лужа, кочка, коряга или камень здесь для меня прекрасны. А камни, валуны, валунищи далее по маршруту нас встречают знатные! Догоняя Юрия, чтобы послушать, о чем он рассказывает впереди идущим, пытаюсь представить стихию, отколовшую эти огромные валуны от массива скалы. Даже если это просто в силу неумолимого разрушителя – времени – представляемая картина срывающихся и катящихся вниз громадин заставляет меня внутренне содрогнуться.
Юрий, почувствовав мое приближение, слегка замедляет ход, и, указывая взглядом на массив слева, вдохновенно произносит:

«…Всё грознее, всё неизмеримее встает слева от нас Лоюб. Этот пик, обративший к Кардывачу однообразные луговые склоны, оказался со стороны Верхней Мзымты одним гигантским утесом. Его стены, почти отвесные, взмётываются вверх не меньше чем на километр. Такого величия мне еще не приходилось видеть».

Одним гигантским утесом… Точнее и не описать открывшегося нам зрелища.
Гладкие, рыжеватые в лучах высоко поднявшегося солнца стены долины уже давно скрыли от нас за своим поворотом Кардывач. Тропа в окружении зарослей приземистого рододендрона и черники круто тянется к каменистому уступу, с которого стекают водопадные струйки.
С каждым шагом сильнее бьется в голове мысль, что за уступом скрыто нечто совершенно потрясающее.Дайте только перевести дыхание, и я взберусь еще выше, раскрою тайну…

Верхний Кардывач!..
Мне действительно трудно будет описать озеро, что впервые в тот момент предстало перед глазами. Любые приходящие на ум словесные конструкции мгновенно рушатся под ноги тусклыми обломками, убого-блеклыми в своей попытке передать действительность; разум не справляется с такой картиной, рука бессильно замирает над блокнотным листом. С мнимо-обыденным видом смотрю я на широко простершуюся матовую бирюзу воды, покоящуюся в огромной скальной чаше неправильной формы, в окружении величественных бастионов цирка – но в душе у меня неистовое ликование.

«Здесь горы видят. Их глаза – озёр немая бирюза».
Я уже как-то писала о том, как сильно на меня действует созерцание истока горной реки, что уж говорить о таком истоке? Река с причудливым, резковатым именем Мзымта, к которой я привыкла, прикипела душой за это лето, река, виденная теперь от устья до истока, стала в моих глазах совсем уж невероятно-волшебной и родной.
Юрий и Макс отделяются от группы и расходятся в разные стороны, чтобы запечатлеть красоту посредством профессиональной фото и видеосъемки. Мы тоже рассыпаемся по скалистому, высокому берегу, осмеливаясь искупаться в бирюзовой, ледяной воде, мгновенно разбивающей оковы усталости.
Едва я присаживаюсь на теплый каменный уступ на берегу, намереваясь насладиться чаем, как в мое поле зрения попадает Юрин квадрокоптер, странно зависший в воздухе неподалеку; еще десять минут назад он живо рассекал воздух над озером и окрестностями, а теперь подозрительно беззатейливо снижается.Совсем не обдумывая свои действия, не видя каких-либо знаков от владельца (как и самого владельца), устремляюсь с места к коптеру, преодолевающему последние до жесткой посадки на скалу метры, и позволяю аппарату мягко приземлиться сошками в мои вытянутые руки.
Ищу глазами пилота – вон он, призывно машет рукой в двухстах или трехстах метрах от меня. Как оказалось, при пролете над озером у коптера разрядилась батарея, и в попытке спасти аппарат от потопления Юрий стал сажать его у ближайшего берега – в надежде, что кто-то догадается его поймать. И этим кем-то оказалась я...
 

* * *

То, что было совсем крошечным облачком, когда мы пришли к озеру, сейчас разрослось до вполне серьезной, наливающейся свинцом тучи, грозящей поглотить солнце.
Малозаметной, почти заросшей тропкой обходим мы Верхний Кардывач против часовой стрелки, чтобы достичь усыпанного каменными обломками кулуара по правую сторону от уходящих в воду «бараньих лбов» - блестящих гладких скал, в древности отшлифованных ледником.
Проследив взглядом вверх по этим гладким скалам, мы видим громаду единого утеса Лоюба, что взирал на нас, пока мы поднимались по долине. К Лоюбу мы и устремимся.
Никуда не пропадает чудесная бирюза, откуда на нее ни смотришь. Спустившись к воде у самой пологой части берега, видим странно примятую траву, словно по ней прошлись в широких снегоступах. Думается, тут на водопой приходил медведь; а вот совсем сильно примятый участок травы – тут он, наверное, валялся и перекатывался... Отмахнувшись от разыгравшегося воображения, увлекаю дальше свой маленький отряд.

Дальше троп нет совсем. Поминутно оглядываясь на озеро, карабкаюсь по каменной осыпи кулуара, пытаясь выбрать наиболее удобные для прохождения участки. По крупным камням вверх прыгать утомительно; мелкие камни устремляются вниз вместе со мной, едва я ставлю на них ногу… Пожалуй, в следующий раз я попробую обойти осыпь левее, возле «бараньих лбов».
Последние метры до травянистого гребня. Выхожу на него медленно, позволяя новой для меня панораме заполнить обзор постепенно – но она все равно оглушает меня своей новизной и величием. Первым делом смотрю вниз, на выглядывающий из-за гребня горы Кардывач.
Лагерный ручей, настилы под палатки, вертолетная площадка – все выглядит таким игрушечным… За Кардывачом резко вырастает, преображается на глазах Кутехеку, за которой, в свою очередь, встают горы уже другого государства – Абхазии. Лишь для людей значимы эти придуманные границы; природа же границ таких не признает, подчиняясь лишь непререкаемой логике в кипучей борьбе смятого и застывшего на века рельефа… Небо почти целиком заполнено тяжелой занавесью дождевых облаков, и оттого долина внизу выглядит посмурневшей; где-то правее, в стороне Агепсты смутно различимы потоки дождя; раскат грома доносится откуда-то поблизости.
Лишь по какой-то прихоти природы нас постоянно сопровождает клочок голубого неба, и, пока я иду вдоль гребня вправо, надеясь разглядеть Кардывач без помех, клочок этот вдруг падает в воду отражением, и теперь в долине словно лежит осколок неба. Я не спешу бороться с иллюзией…
Не следует в нашем деле полагаться на покровительство удачи – она спутница хоть и приятная, но к просьбам зачастую совершенно глуха и равнодушна. Вдосталь полюбовавшись панорамой, мы расстаемся с намерением достичь вершины Лоюба и приступаем к спуску.
Да-да, к спуску по тем самым «однообразным луговым склонам», обращенным прямо к Кардывачу! Смотрю вниз и не могу понять, как это возможно – дальше поросшего травами уступа, вздымающегося метрах в двухстах от нас, я просто ничего не вижу.
Спуск по траве с крутой горы – предприятие совершенно особое. Для опоры используются как ноги, так и руки; с прямохождением в таком месте расстаться совсем не зазорно. Трава, даже если она не мокрая от дождя, сама по себе довольно скользкая, кроме того, под ней скрыты неустойчивые каменья, так что порой куда проще передвигаться вниз, съезжая на пятой точке.

Достигнув таким образом наблюдаемого уступа, мы повернули налево, туда, где трава уже почти не росла, и вниз крутой, безумной лестницей уходили каменные уступы.
Возможность спрыгивать вниз, опираясь руками за валуны, меня даже веселила; удивительно, что ни разу на этом отрезке пути мне не попались места, где моего роста не хватило бы, чтобы достичь очередного уступа. Больше всего местность напоминала русло пересохшего водопада.Чувствуя такую необходимость, Юрий пояснил, что движемся мы по настоящему лавинному кулуару… и даже слегка обиделся на нашу невыразительную реакцию, последовавшую за этим пояснением.
Честное слово, я тут же начала воображать себе лавину! Думаю, и у других мысли оказались заняты тем же. Куда большее оживление прокатилось среди группы, когда в одном из мест наш проводник отметил, что вот тут живет медведь; встречи с ним тут происходили неоднократно. Ну разве не подходящее место, чтобы сделать привал? :)
Рассаживаемся прямо на уступах наполовину пройденного кулуара, возле проявившегося из-под камней ручейка – я могу, не вставая с места, сколь угодно черпать воду из него своей кружкой. Медведь, видимо, отлучился по своим медвежьим делам, а потому к нашему пикнику не присоединился; зато на наших глазах с насиженного места сорвалось несколько хищных пернатых.
Удивляюсь, как много мелочей мне удается удерживать в памяти, пока я не поверю их бумаге… но вот совершенно не могу вспомнить момента, когда мы, завершая спуск всё так же по камням, вступили в небольшой перелесок, примыкающий к озеру. Выйдя из этого перелеска, мы оказались напротив мостика через Мзымту. Не торопясь в лагерь, я оборачиваюсь и какое-то время смотрю на луговые склоны Лоюба, прослеживая проделанный по лавинному кулуару путь.
Коленные суставы у меня слегка горят, не оставляя места для сомнений, что мы действительно осуществили этот головоломный спуск.
Я полагала, что от усталости заползу в палатку и замру в неподвижности на несколько часов… однако горные озера и реки еще никому не отказывали в исцелении от усталости. Краткое купание в Кардываче настолько быстро привело меня в норму, что уже вскоре я рысила по округе, собирая вместе с остальными хворост для костра, который скрасил собой наступивший вечер.
 

* * *

Вновь начинаю свое утро с раннего подъема. Никто еще не встал. Хмыкнув, подмечаю, что у кострища, еще теплющегося под толстым слоем золы, остались лишь очень толстые бревна, запалить которые не поможет никакая береста – а потому иду и под завязку нагружаюсь сухостоем. После четверти часа стараний, присев на бревне у жаркого огня, надолго погружаюсь в пространную задумчивость – наедине с безмятежным дремотным Кардывачом.
Беззащитная, доверчивая красота, лишь яростные лавины ты можешь призвать себе на помощь, как случалось прежде...В дрожь бросает при мысли, что цивилизация пропорется к этому месту тупым, безжалостным танком. До чего же надо иметь пластмассовую, слепую душу, чтобы поднять руку на эту уникальную и древнюю природу? С излишне громким, возможно, треском ломаю ногой ветки для костра, вымещая свою бессильную досаду. Люди вскоре просыпаются…

Осуществив необходимые сборы (супружеская пара туристов выразила желание покинуть Кардывач сразу же после завтрака), в свете зарождающегося дня иду вместе с Юрием на другой конец озера, чтобы подстраховать квадрокоптер во время съемок местности.
Вернувшись, узнаем, что туристы в своем непонятном стремлении минут пять-десять назад снялись с лагеря и ушли по тропе вперед. Не успев даже толком попрощаться с гостеприимным озером, я немедля пускаюсь вслед.
С набитым до отказа рюкзаком, в котором лежат не только мои вещи, мне не удается долго удерживать быстрый темп; я быстро выбиваюсь из сил и, хоть держу туристов в поле зрения, догоняю их только в лугах, у большого каменного выноса. Ох и напугала я их каким-то шутливым вопросом, нечаянно подкравшись сзади! Супруги, оказывается, шли, дрожа в душе и каждую минуту ожидая встречи с медведем. Да что ж такое, медвежья тема просто витает в воздухе…
У пограничного поста, разговорившись с туристкой по имени Ася, слушаю её рассказ о встрече с медведем. Шла она, значит, как-то по тропе, а тут впереди медведь. Ася от испуга в обморок и хлопнулась – а очнулась оттого, что какой-то парень трепал ее за плечо, приводя в чувство. Узнав у девушки, что именно довело её до обморочного состояния, парень слегка расстроился, но вроде как и рассмеялся – в том месте осуществлялась фотоохота, и фотограф много бы дал за возможность встретить медведя нос к носу. Вот так-то – кто-то боится медведя, как огня, а кто-то стремится к встрече с ним…
Ася с подругами покидает пограничный пункт на десять минут раньше нас, оставив мне пищу для размышлений. Что бы сделала я, увидев прямо перед собой косолапого? Юрий рассказывал, что и сам слегка растерялся, когда вместе с другом внезапно натолкнулся на медведя – зато друг без промедления схватил алюминиевую тарелку и, колотя в нее ложкой, впечатлил мишку индейским танцем. В своих мыслях я почему-то всегда представляла себя со зверем наедине, и некому было мне помочь. Дело ли тут в складе моего характера и мышления, или меня посещало неподдельное предвидение – невозможно сказать наверняка...

Уже после следующего привала, расположенного в середине пути, я вдруг вновь почувствовала небывалый подъем. Неужели кружка горячего крепкого чая с парой конфет способна так тонизировать? Перемещаясь по лесной тропе, я развила весьма неплохую для себя скорость, не сбавляя темпа даже в местах, где приходилось идти немного в гору.
Движение в одиночестве, либо просто впереди всех, всегда несет для меня радость, но в тот момент состояние моё граничило с эйфорией. Примерно в полукилометре позади оставила я всех, кого недавно обогнала – туристов, Асю, коневода с двумя лошадьми...

Но что-то вдруг в моих ощущениях изменилось, как изменяется горная река, вдруг уходя и прячась под камни.
Совсем не испытывая усталости, я всё же замедлила шаг, вслушиваясь в тишину. Незримым признаком в пространстве проявлялось чье-то близкое присутствие. Впереди послышался шорох. Казалось бы, шорох и шорох – птицы часто довольно громко шуршат, переворачивая вокруг себя листву в поисках пищи. Нет, стой, замри, послушай, присмотрись…

Слева где-то за зарослями кустарников рокочет Мзымта, справа от меня холмик, частично закрывающий обзор на повороте тропинки. А прямо впереди, метрах в пяти-семи от меня, поднимаясь от реки перпендикулярно тропе, в листве по-хозяйски копошится… средних размеров бурый медведь.
Не рискуя шевельнутся, умеряя даже свое дыхание, я застываю на месте.

Удивительно, как много разных мыслей успело пронестись в голове за несколько секунд. Первая мысль, почему-то: «Ох, этот медведь своим появлением мне весь темп сбил – не могу из-за него идти дальше…»

Затем: «Что бы сейчас сделали наши туристы, вскрикивающие даже при виде безобидной лягушки?».

Ну а дальше вообще невпопад: «Какая красивая шерсть. Вот бы погладить!»

И напоследок: «Допрыгалась, шляпа. Вперед нельзя. Назад нельзя. Что делать-то будешь теперь?»

Так и не дождавшись подсказки разума, я вижу, что ситуация, и без того, мягко скажем, нервирующая, вдруг совсем катится к чертям: медведь в неожиданном стремлении начинает быстро идти по тропе в мою сторону. Вот он поравнялся с холмиком, вот скрывается за ним… Счет идет на секунды. Не испытывая ни малейшей склонности к индейским танцам, я судорожно и глубоко втягиваю носом пахнущий хвоей воздух, и…

 – Ахо-о-й, ахо-о-й!

(прим.автора: англ. ahoy! – междометие, приветствие, выкрикиваемое с берега в адрес моряков на судне или при встрече кораблей друг с другом)

Не спрашивайте, почему я сказала именно это. Кто-то в минуту панического страха обращается к иностранной хореографии – я же обратилась к иностранному морскому жаргону. Этого оказалось достаточно – медведь вновь показался с другой стороны холмика, вопреки моим ожиданиям медлительно уходя в гору. Предполагалось всё-таки, что он пулей припустит от меня! Проводив мишку взглядом, насколько возможно в окружавших зарослях, я сняла рюкзак, подперла его к пихте и еще минут десять не решалась идти вперед, дожидаясь появления на тропе хоть кого-то из людей – так мне было не по себе в тот момент, и кругом чудились медведи...

Вскоре на тропе показался коневод. Вкратце описав парню ситуацию, я лишь вызвала у него улыбку умиления – медведи, мол, тут к человеку привыкли, бояться нечего… К тому моменту, как меня догнали туристы, я вполне перегорела в своем нервном переживании и потому будничным тоном поведала о своем приключении. И представьте, мне не поверили! Ну и пусть – зато я в этот момент была так рада благополучному исходу, что совершенно затискала служебную овчарку встреченного пограничного патруля– пока те не опомнились и не отняли ее у меня.
Уже позже, сидя под навесом у костровой на Энгельмановой поляне, я еще раз описала свое приключение собравшимся туристам и сотрудникам заповедника. Многие сошлись во мнении, что я могла бы снять совершенно уникальные кадры, если бы держала под рукой фотоаппарат. Не уверена, что такая встреча может повториться (да и не горю желанием!), однако, забегая вперед, могу сказать одно – на лесные встречи у меня, кажется, особое везение. Но об этом я расскажу как-нибудь в другой раз...
Рысь (Lynx), 24-26 сентября 2015.

Цитаты и стихи на всем протяжении текста - Ю.К. Ефремов.

назад